Евпаторийская здравница :: Новости » Нам пишут » Литературная страница » Бережно память храним
http://e-zdravnitsa.ru/index.php?area=1&p=news&newsid=28076
Бережно память храним
Ко Дню Победы «ЕЗ» публикует материалы из архива Литературной студии имени писателя Бориса Балтера МБОУ «Гимназия имени Ильи Сельвинского». Воспоминания собраны и записаны юными литераторами и журналистами гимназии прежних лет. Руководителем кружка журналистики была Татьяна Анатольевна Корабленко, а литературной студии — Людмила Юрьевна Вальченко. Мой прадед смотрит с фотографии мне вследЭто была обыкновенная суббота, я собиралась на занятия в литературную студию имени Бориса Балтера. Мне было так лень вставать, но надо, ведь, как всегда, меня ждут друзья и новые темы. Папа подвез меня к школе, и я предложила ему посмотреть на наш литературный мир, где рождаются чудесные рассказы… Вечером за ужином папа рассказал, что увидел на стенде в гимназическом военном музее фамилию родного деда. На следующий день я решила пойти и расспросить все у прабабушки. Со слезами прабабушка Надя начала рассказ. «…Три года до начала войны. Весна. Восьмого марта я с сестрой и подругами пошла на танцы. Там мы и познакомились с молодыми летчиками. Это были Ципалыгин Илья, Русяев Федор, Рыжов Евграф и Силин Иван. Через месяц знакомства Ванечка Силин предложил мне выйти за него замуж, а моей сестре сделал предложение Евграф Рыжов, но свадьба состоялась лишь через два года — мне было всего 18, а Ивану уже 23! И он ждал меня два года, я тогда училась в медицинской школе, и Ванечка встречал меня после занятий, мы гуляли, ходили на танцы. Мы поженились в 40‑м году. На мне были белые лакированные туфельки и белое крепдешиновое платье. В 41‑м началась война, а в июле родился сынок Валера. Мы его в честь Валерия Чкалова назвали. 30 октября в Евпатории началась эвакуация, наша армия отступала, немецкая наступала. В этот день была сильная бомбежка, самолеты летали как мухи. Осколком от взорвавшейся бомбы меня ранило в ногу. Моей сестре пришлось кормить двоих детей — свою дочь и моего сына. Мы не успели эвакуироваться и уехали в деревню. Чтобы как-то выжить, научились вязать платки из овечьей шерсти. Однажды вечером мы сели вязать, и вдруг — стук в дверь. Мы открыли, за дверью стоял военный, он знал Ивана… Конечно, было страшно оставлять его у себя, где его могли обнаружить фашисты. Но мы спрятали солдата на чердаке, он был связистом и должен был ликвидировать румынского фашистского начальника. Связиста схватили в городе, нас могли расстрелять за то, что мы прятали военного. Нет, мы не боялись, а оделись в новую одежду сами, одели детей и ждали, ждали, когда нас придут расстреливать. Но нас не предали. Ванечка давно не писал. Я начала волноваться, а через месяц мне сообщили, что капитан Силин погиб при исполнении задания, сбив фашистский самолет над Херсонесским маяком. Там его и похоронили…» Я плакала, слушая рассказ бабушки, и понимала, что потерять любимого — страшнее, чем потерять прадеда. И все же я не пойму, кому нужна война? Мария Смородинцева. Узница шахты КупфедреСреди всех праздничных дат самая трогательная и щемящая для всех нас, а для ветеранов особенно — 9 Мая, День Победы. Это поистине великий праздник. Я узнала историю о замечательной евпаторийке. Историю, которую хочу рассказать и вам. Агафья Петровна Брагина родилась 15 марта 1921 года в селе Оленевка Черноморского района. Ходила в школу, получила образование, потом работала в селе. Мечтала о счастливой жизни. Но началась война, и вместе с другими парнями и девчонками ее угнали на принудительные работы в Германию. «В сентябре 1942 года нас посадили на машины и привезли в Евпаторию на биржу труда. Потом погрузили в товарные вагоны, и мы без пересадки ехали до города Кракова (Польша). Нас не кормили, из вагона выходить запрещали. В Кракове всех снова погрузили в товарные вагоны и повезли в Германию. Но перед этим, как нам сказали, произвели дезинфекцию: облили гадкой вонью все волосистые места на теле, клочьями выстригли волосы…» Конечным пунктом в Германии был город Зоэст. Там все и узнали, какую «счастливую» жизнь приготовили для них фашисты. «Нас поселили в каких-то амбарах, где наспех были сооружены трехъярусные нары. Утром всех согнали на площадь. На трибуну поднялся немец и на ломаном русском сказал, что все мы якобы приехали в Германию добровольно, а потому должны подчиняться всем требованиям. Иначе — расстрел. После объявления всех запретов наконец (впервые за все время) принесли то, что называлось едой: какое-то варево из шпината. Хлеба не дали. Все мы были очень голодные, но есть такую «пищу» не смогли. Так и дожидались своей дальнейшей участи голодными…» Вскоре приехали будущие хозяева, а точнее говоря, рабовладельцы, и стали выбирать тех, кто понравится. В первую очередь выбирали светловолосых. У Агафьи волосы были темного цвета, поэтому ее вместе с 30 другими девушками отправили на работу в шахту Купфедре в город Эссен. «На работу будили в четыре часа утра. Кормили раз в сутки. Да еще два раза в неделю давали паек: булку хлеба, немного маргарина и граммов двадцать сахара. Хлеб пекли из опилок, буряка и неизвестно чего еще. Он колыхался, как холодец. Мы, конечно, были постоянно голодные и невероятно худые…» Начинала Агафья Брагина с сортировки угля и породы, работала в цеху, а потом пошла «на повышение» — подметала угольную пыль. Эта пыль была всюду: забивала дыхательные пути и въедалась в кожу. О том, что немцы отступают и фронт уже близко, узнали, когда над шахтой появились американские самолеты и начали бомбить. Все бросились в лес. Там, прячась, прожили неделю. «Нас разыскали американцы с русскими, призывая в рупоры собраться вместе. Нас снова привели туда, где мы жили, но поселили в немецких казармах. Кормили хорошо, предлагали уехать в любую страну. Месяца через два стали отправлять домой. Я хотела вернуться на Родину, к маме, некоторые выбрали новую страну». Путь домой был долгим. Сначала — Мюнхен, затем Гродно (Беларусь), Днепропетровск. А уже из Днепропетровска своим ходом Агафья добралась до Крыма. «Освободили нас 17 апреля 1945 года, а домой я добралась лишь 17 сентября, спустя пять месяцев. Дома долго не оставлял в покое НКВД. Вызывали на допросы, пытались доказать, что в Германию уехала добровольно, но каждый раз убеждались в обратном». Узница шахты на территории Рурского бассейна прошла тяжелый путь. Годы рабства наложили отпечаток на всю жизнь. Никогда не думала Агафья Петровна, что доведется ей побывать в Германии еще раз, в качестве гостьи. В октябре 2007 года бургомистр немецкого города Эссена пригласил в гости бывших «остарбайтеров» из Евпатории. Агафья Петровна посетила места захоронений советских солдат и умерших в неволе военнопленных и «остарбайтеров». Нелегкой была эта поездка. Анжелика Бех. Утраченное детствоИстория Александры Андреевны Прокопенковой «Я не помню войну. Когда она началась, мне не было и двух лет. Но по рассказам моей матери я понимаю, как это было страшно. Мама говорила, что людей, как животных, загружали в товарные вагоны, еду с собой брать не разрешали, заставляли все выбрасывать. Моей матери тогда было 22 года, она ни на минуту не выпускала меня из рук. Поезд гнали в неизвестном направлении, по пути были частые остановки. Иногда поезд стоял по несколько часов, а то и дней. Наконец, приехали в Восточную Германию. Людей поселили на швейной фабрике. Мужчины ремонтировали обувь, а женщины — одежду, а еще вязали теплые шерстяные носки. Через два месяца маму и всех остальных фабричных посадили в поезд и снова куда-то повезли. Следующая остановка была поселением близ реки Вислы. Людей распределили по палаткам, где они жили около месяца. Тогда люди мечтали только о еде. Недоедали все время. Матери отдавали свою еду плачущим детям, чтобы спасти им жизнь… И снова перемещение на новое место — город Фюрт. Родителей отправили работать на швейную фабрику. Она была обнесена колючей проволокой, повсюду дежурили солдаты с собаками. Отца и мать определили в сапожную мастерскую. С детьми оставались люди, которые не могли работать. Однажды я заболела. Матери сказали забрать ребенка с собой и отправили убирать территорию и туалеты. Мама кутала меня в какое-то тряпье и оставляла на время работы в цеху. Если ее заставали со мной на руках — били плеткой. Работать заставляли на износ. Мать часто виделась с отцом. В 1945 году родился мой брат. Одежду и еду ему чаще всего приносили немки. Одна из них все время пыталась уговорить маму отдать ребенка ей, но мама не соглашалась. В это время фабрику часто обстреливали с воздуха. Однажды, когда люди выходили из столовой, объявили воздушную тревогу. Мама схватила меня на руки и побежала в бомбоубежище, но не успела. Раздался взрыв. Троих девушек, бежавших неподалеку, полностью накрыло землей. До нас взрывная волна не дошла. …В апреле 1945 года всех снова погрузили в вагоны. Путь эшелона лежал в город Нюрнберг. За 20 километров от города поезд остановился. Началась бомбежка. Немцы подожгли вагоны. Выжить удалось немногим, в их числе оказалась моя семья. Освободили нас американцы. Путь домой лежал через Львов. Когда мы наконец добрались до родных мест, то увидели, что дома нашего нет, немцы сожгли целое поселение. Нашу семью приютили знакомые. Так мы и жили — две семьи в небольшом домике… Давно уже нет в живых моих родителей и брата. А недавно по почте прислали свидетельство о рождении брата в городе Оденвальд — напоминание о войне снова укололо сердце». Валерия Болгарова. Письмо в прошлое«…Здравствуйте, мои дорогие друзья. Вот наконец-то мое письмо догнало вас. Извини, Иван, не смог раньше приехать. Я все болею. Легкие мучают с 41‑го, каждую весну болею. И ты, Егор, прости, все никак обещание выполнить не могу: знаю, любил ты сирень (помню, как ели мы пятерочки соцветий на счастье), но не привез. Не расцвела еще. Ты прости меня… Скучаю без вас, братья, не хватает поддержки мужской. Жена любит горячо, ухаживает за мной, как может. Если б не Верка, моя Веруня любимая, не смог бы я после ранения выжить… О том, что нет вас больше в живых, что я один остался, без друзей, узнал в военном госпитале. Лежал и все думал, все ругал себя, что не смог уберечь своих товарищей… 63 года прошло с тех пор, а я и сейчас помню, как мы в окопах — совсем молодые, восемнадцатилетние юнцы — и против танков! Фашисты проклятые стреляют, всю землю взрывами вспахали… Да все равно мы их победили! …Знаете, ребята, ведь Степка наш в гестапо погиб. Ни слова не вымолвил на допросах. Немцы пытали, а он только одну фразу и произнес: «Дураки вы, ребята!» Жалко, пацан совсем был… …Ну, вот и поговорил с вами. До свидания, братья! Уж больше, видно, не придется свидеться…» Мужчина вытер глаза тыльной стороной ладони и положил алые гвоздики на братскую могилу. Я тихонько подошла и спросила: — А трудно было Родину защищать? — Нет, Родину защищать не трудно, — ответил ветеран. — Трудно, когда друзей близких теряешь. Он повернулся и тихонько пошел к автобусу. А я увидела под гвоздиками белый треугольник бумаги. Что это? Я развернула его и прочитала… Это было письмо в прошлое, письмо к тем, кто отстоял для меня свободу, Родину и мой родной язык. Яна Харченко. Иллюстрация vestiirk.ru. Опубликовано в газете «Евпаторийская здравница» 17(19567) от 5.05.2023 г. |
