Евпаторийская здравница :: Новости » Нам пишут » Литературная страница » «Водружен… сегодня… на Рейхстаге!..» — радостью взорвалась тишина…»
http://e-zdravnitsa.ru/index.php?area=1&p=news&newsid=25689
«Водружен… сегодня… на Рейхстаге!..» — радостью взорвалась тишина…»
К 77-летию Великой Победы «ЕЗ» публикует стихотворения евпаторийских поэтов, посвященные бессмертному подвигу народа. Светлана НОВИКОВА-ДОНСКАЯ Венок памяти (Монолог ветерана Великой Отечественной) Сменяют друг друга восходы, закаты, Плывут теплоходы, снуют катера, А я вспоминаю в развалинах хату, Где раны мои бинтовала сестра. «Латали» меня в полевом медсанбате, Бороться за жизнь больше не было сил: Я бредил, стонал, умирал на кровати, А голос шептал мне: «Держись, Михаил!» И девичьи руки, как Ангела крылья, Сжимали горячую руку мою. А в небе над Крымом моя эскадрилья Сражалась в жестоком неравном бою. Потом я не раз со своим самолетом Горел, на краю верной гибели был, Но ангел-хранитель, молясь за пилота, Шептал мне на ухо: «Держись, Михаил!» Давно отгремели военные грозы, Состарились мы, ветераны войны. Друзьям не вернувшимся алые розы Бросаю я с катера в гребень волны. Мне больно и горько, и сердце сдавило, Соленый комок в моем горле застыл: Неужто потомки забудут, что было? А голос сквозь Время: «Держись, Михаил!» И вновь неспокойно на нашей планете, И кто-то урок той войны позабыл. Пусть солнце сияет всем людям на свете! А в память о прошлом венок алый плыл…
проходит по стране И стар и млад — у всех в руках портреты — Бессмертный полк проходит по стране. А без него могло не быть Победы — Великой, долгожданной на земле. Вглядись, мой юный современник, в лица — Наверняка узнаешь по глазам Прапрадеда, он защищал столицу. Геройски пал. Вознесся к небесам. С порога школы комсомолка Зоя Ушла на фронт тревожным летним днем И выносила раненых из боя Под перекрестным проливным огнем. Сплотила нас всеобщая беда, И стала воля наша крепче стали: Отцы, сыны и деды шли туда, Где щедро раздавала смерть медали. И было не заслугой — высшей честью Сражаться, умирать за свой народ. Летели «похоронки» горькой вестью За каждый шаг к Победе, шаг вперед. Танкист, пилот, артиллерист, разведчик — Их миллионы, павших на войне. В соборах и церквях пылают свечи По всей моей большой родной стране… А на портретах — чьи-то сын и дочка, Отец и муж, прапрадед, внук и зять. На обелисках — с именами строчки: Святых имен — бесчисленная рать! Бессмертный полк проходит по стране, Седых тревожа память ветеранов. Витают в мире мысли о войне — Кровоточат у ветеранов раны
Евпаторийскому десанту И вечный бой… покой нам только снится… Сквозь кровь и пыль летит, летит степная кобылица И мнет ковыль… А. Блок. И вечный бой… покой нам только снится, И мнет траву степная кобылица — Но это лучше вечной тишины. И новый день провяжет солнца спица, А мы придем под утро вам присниться Пусть прошлым — лишь бы не было войны!..
Поднимет травы благодатный ливень, Взметнутся моря вспененные гривы, Зайдется в скорбном плаче соловей. Ладонь в граните, поднятая к небу, Напомнит нам, живым: кем бы ты ни был — Будь памяти достоин тех парней!
Он был у мамки старший сын — Застенчивый и кроткий, Страны советской гражданин, Мальчишка из Ольховки. За ним тянулись мал мала — Три брата и сестренка. Война кормильца забрала — Прислали похоронку. Всегда мальчишка был у дел — К любой работе ловкий. И пчелку Божию жалел, И божию коровку. Сгущался неба синий шелк, Грозил дождем и градом. Гонял ольховский пастушок В луга на зорьке стадо. «В кого ж ты маленький такой?» — Вздыхала мать украдкой, Касаясь ласковой рукой Вихров упрямых прядки. Взметнулся над землею смог Из гари и металла. Нес в хату почтальон листок, И гам, и шум вокзала. Кричал пронзительно гудок, Перрон гудел, как улей! «Пусть Богородица, сынок, Хранит тебя от пули», — Шептала мать. Плескалась боль В глазах ее печальных. Сынок, остриженный под ноль, В путь отправлялся дальний. Шинель до пят, вагон, рывок И плач сестренки звонкий. Он из-за спин, как стебелек, Тянулся шеей тонкой. Был жаркий бой, и смерть, и ад, И вышла связь из строя. Ребята насмерть здесь стоят, Под Курскою дугою. Убит комбат, убит сержант, А немцы прут к высотам. Осталось четверо ребят Из всей девятой роты. Навек затих боец Федот — Товарищ из Одессы. Радист, уткнувшись в пулемет, Спит, голову повесив. И снова взрыв. И стон, и мат... И вот упал неловко, В руках сжимая автомат, Мальчишка из Ольховки. Протер глаза — пока живой! Живой — не ранен даже! Фашистский танк над головой — На гусеницах — сажа.... Он встал во весь свой грозный рост — В ладонь вросла граната. Взглянул вокруг — сплошной погост — Спят вечным сном ребята. Сталь закипает на стволе, Рука сжимает чеку. И не было на всей земле Страшнее человека. Он в лаву гусениц стальных Шагнул без остановки. Собою всю страну закрыл Мальчишка из Ольховки. ...................................... Цветет ольха, бредут стада В краю, для сердца милом. Сияет алая звезда Над братскою могилой.
*** Громыхая, смерть тянула руки, Собираясь нас забрать с собой… Вдруг в какой-то миг исчезли звуки, Стихло все: разрывы, лязг и вой.
Звук пропал… Беззвучно ржали кони, Немотой корежил рот комбат, Замолчал, уткнувшись мне в ладони, Голосистый прежде автомат.
Свет тускнел и падал в бесконечность, Где закон природы был иной… Еле слышно стрекотнув, кузнечик Захлебнулся этой тишиной.
«Водружен… сегодня… на Рейхстаге!..» — Радостью взорвалась тишина… И тотчас же сгинула в овраге Наповал убитая война.
Мир же вновь обрел и звук, и краски, Выбравшись из грязи и крови, С упоеньем слушал в вечер майский, Как победно пели соловьи.
Полк безрезультатно третий день Штурмовал, редея на морозе, Высоту 12-47, На пути торчавшую занозой. Захлебнувшись, залегла в траве Вновь многострадальная пехота, Но к десятке туз есть в рукаве: Ждущая в тылу штрафная рота. Финки в голенищах кирзачей, С мертвеца, возможно, снятый ватник… Шулеров, жиганов, скокачей Поведет в бой бывший медвежатник. Некому и незачем считать: Сколь у них на всех на зону ходок. Здесь они. Пришли отвоевать Для себя и Родины свободу. Муторно, и лупит страх под дых, Артобстрел врага — пока цветочки… ППШ — один на семерых, И надежда только на заточки. Вот фугас, шрапнель, еще фугас… Триста двадцать метров — дело плево! Всё, пошли, и громкий крик «Гу-га!» Полетел вперед звериным ревом. Пулемет без устали строчил, Выбил фрицев полк и начал гнать их, Но легли на склонах скокачи И вожак их — бывший медвежатник. Ту высотку снегом занесла Вьюга, разыгравшаяся ночью, Ну а речка унесла тела Всех освободившихся досрочно.
Уснул Берлин. На небе в тучах серых Запутались и звезды, и луна… В одном окне сквозь плотные портьеры Полоска света тусклого видна.
Старик в глубоком кресле у камина, Склонив седую голову на грудь, Родными всеми и детьми покинут, Под бой часов пытается уснуть.
По ткани жизни вышьет сон на пяльцах Морозный день, и плен, и Сталинград, И рукавицы, рыжие, в три пальца … Как русский тот молоденький солдат,
Веснушчатый, вихрастый, круглолицый, Таких же лет не выстрелил, а вдруг Отдал свои, похоже, рукавицы: — Надень-ка, фриц, останешься без рук!
И ничего про паренька не зная, Жив до сих пор или давненько мертв, Подарок тот и благодарно память Хранит всю жизнь Фриц Бауэр, гравер.
Старик проспит до самого обеда Тяжелым сном от шнапса и вины… Он ночью выпил не за их победу, За то, чтоб больше не было войны. Фотоиллюстрации Елены ПОКРЕПЫ. Опубликовано в газете «Евпаторийская здравница» 17(19516) от 06.05.2022 г. |
